Данте спас меня, умирающего от ковида. Дотянусь до планшета, а там «Божественная комедия», там живые люди, там жизнь – и сознание возвращается.До болезни я видел только красоту слога, изумительную свободу языка.Температура обострила восприятие реалий эпохи Данте – политика, религия, сплошная уголовщина, уложенные в чудесные рифмы, смешались с моими воспоминаниями о жизни, о друзьях, о крушении моей страны. И наша «эпоха», вдруг, свободно улеглась в терцины Данте.Нос – фантасмагорический, бредовый, но полноправный персонаж русской литературы, появляющийся в моменты нравственных исканий, исторических катастроф, возник тоже как бред, как символ неразрешимых, пугающих вопросов, и не захотел уходить. Поразительно: первая канцона, сопровождающая меня всю жизнь, которую знаю наизусть, неожиданно наполнилась новым содержанием, стала машиной времени, позволяющей сравнить, что изменилось со времён Данте, а что так и не изменилось.Вторая и третья канцоны ждут, когда свалюсь в новом бреду.
